Лето, перевалив Солнцеворот, стремительно покатилось к зиме. Хоть и тепло ещё, но уже укоротились вечера, и дождей стало по более, и дачных хлопот значительно прибавилось. Растения, словно чуя перспективу неумолимых, хоть и далёких холодов, заспешили выдать урожай все враз, и спокойно заняться подготовкой к зиме.
Что ни день, то что-то новенькое. Ещё клубнику не всю собрали, а уже вишня поспела! Тут и малина закраснела гроздьями, и абрикос зажелтел сочными плодами, и спелая слива ковром лежит под деревом, а у яблонь ветви гнутся от урожая, того и гляди обломятся. Про огурцы, помидоры и прочую мелочь, типа кабачков размером с торпеду – и говорить нечего. Август на дворе! Крутись, дачник, только успевай полные вёдра, да сумки домой возить. Огурчики по банкам распихивать, икру кабачковую метать, да в закрома (то бишь в погреб) по полочкам раскладывать.
Мы стали уже не набегами, а подольше задерживаться на участке – с утра и почти до темноты. Дома тоже – сплошное поточное консервирование. Оставалось только тихо мечтать о рыбалке, да о грибной охоте в лесу. Кошаню уже и забыли давно. А чего волноваться? Дом у него есть – дача обжитая, частенько белая тойота у того подворья ночует. Выручили тварь Божью в трудную минуту, и то – славно.
Однако история кошачьих спасателей далеко не закончилась. Где-то недели через три, во второй половине августа, меня окликнула через забор соседка Аня:
– Таня, это не ваша кошка? – и показала рукой мне за спину, – Я уже ей все свои бутерброды скормила, что на обед взяла. Голодная, даже хлеб без масла ест!
Я оглянулась, и увидела знакомого котёнка, однажды спасённого нами от жажды. Он с июня нисколько не подрос, только ещё больше отощал. Увидев или услышав, что о нём речь, он с радостным мявом, прямиком бросился ко мне, откровенно презирая и мои ухоженные грядки, и дорожки между ними.
– Не кричи, я не твоя мама, – строго остановила я кошачий крик, и продолжила разговор с соседкой: – По-моему, я знаю его хозяев. Отведу, может, заблудился?
– Бесхозная она, я уже многих спрашивала. Все соседи её подкармливают, – не согласилась Аня и взялась за мотыгу.
– Чудо, ты моё, трёхцветное! Мышей ловить не умеешь, что ли? Летом кошкам голодать грешно, добыча под каждым кустом, – выговаривала я ему, направляясь к дому. А он, как и прежде, бежал впереди. На моей даче и мне же, указывая дорогу.
От нашего дачно-полевого обеда остались только хлеб и пару ломтиков колбасы, которые на время заткнули его голодный крик. Прикармливать на своём крыльце я не рискнула, и вывела его на улицу. Тут, как раз, кстати, послышался звук мотора приближающейся автомашины. Это была белая тойота предполагаемого хозяина потерявшейся особи кошачьего рода. Котик её испугался и, схватив недоеденный кусок колбасы, ринулся в ближайшие кусты. Тем временем автомобиль затормозил возле меня. В приоткрытое окно салона высунулся мужчина и сказал:
– Ну, слава Богу! Нашлась хозяйка этой кошки! Мы её тут пару раз кормили, дети просили домой забрать, да она убегала!
– А я думала, это ваша! – ответила я, уже понимая, что дважды названная кошкиной хозяйкой, теперь буду вынуждена отвечать за это несчастное существо.
– Нет, не наша, – послышался ответ, и машина тронулась с места.
Глядя вслед несостоявшемуся кошачьему папе, я подумала, что это уже третий знак от Бога на одну и ту же тему. Включая первое спасение котёнка от жажды. И я поёжилась, предвидя сердитый выговор Учителя:
– А четвёртого раза уже не будет, непонятливая и жестокая чела! Много чести! Обещала любить всякую сущность, созданную Богом? Обещала! И не однократно! А на деле – ты Нам лгунья-вульгарис!
Вот и животное настойчиво показывает, что выбрало меня. Ведь, вернулся! И снова мои ноги боками обтирает! Шерстяным лбом тычется в голую лодыжку! Ноль внимания на ту машину, и её хозяина!
– Ну, пошли, найдёныш! Поищу, не осталось ли сгущёнки в шкафу…
Сгущёнки в запасах не нашлось, зато обнаружилась баночка с остатками сухого молока. Совсем чуть-чуть, на донышке. И столовой ложки не наберётся. Развела половину горячей водой из чайника, что посапывал на костерке. На пробу – вдруг есть не станет? Вылила в мисочку и накрошила туда же хлебного мякиша. Почуяв запах съестного, котёнок все ноги мне оттоптал, не понимая слова «горячее». В ожидании, пока молочная смесь слегка остынет, взяла его на руки. Он замурчал и с готовностью подставил живот для ласки.
– Эй, да ты не котёнок! И не котик! Ты кошка-мама! Соски вон, какие набухшие! Только с голодухи молочные железы, как пустые мешочки. Сейчас, погоди, молоко остынет… Оно тебе полезно. Быстро лактация начнётся… Особенно, если тёплым пить… – я потрогала своё варево мизинцем.
Вроде терпимо, дала облизать ей палец, и поднесла кошку к миске. Она вылакала все дочиста! И хлебушек подобрала, и посуду вылизала! Вторую порцию постигла та же судьба.
Да, уж, думаю! Сюрприз, так сюрприз! Меня назначили мамой кошачьей маме! И забеспокоилась: где теперь искать её котят? Гнездо, наверняка, хорошо спрятано, и она его «покажет» так же достоверно, как раньше показала «свой» дом на первом попавшемся дачном участке с ничего не подозревающими об этом хозяевами! А домой везти пока нельзя. Начнёт с выводком бегать, тогда и заберём. Надо будет поспрашивать у знакомых, может, котята кому-нибудь нужны? Но это после…
– Ишь, вертлявая какая! Чего тебе в доме понадобилось? Нельзя туда! Запрём нечаянно в доме, и уедем – сама не выйдешь! Лучше я на крыльце оставлю какой-нибудь еды в твоей мисочке. Завтра настоящего молока привезу, и кошачьего корма…
Я беспокоилась напрасно. Кошка наевшись, незаметно исчезла. Ушла к котятам, решила я. В бардачке машины завалялась банка рыбных консервов, и я соорудила из неё импровизированный супчик, добавив воды и хлеба. Если вернётся в наше отсутствие к миске, пусть поест, бедолага.
Уже дома, присела к маятнику. Решила, что необходимо объясниться с Учителем. Ну, что не забрала кошку домой, хотя знаки Его видела, и поняла.
Но Учитель был иного мнения. Я была сильно удивлена, хотя и старалась не подать виду. Он вообще запретил брать домой несчастное животное! Мол, у животных своя задача инкарнации и только лучше будет, если и кошка, и её малыши скорее сделают переход к Богу! Да, ещё лекцию прочитал о законе принудительной жертвы. Лекция была интересной и познавательной, ничего не скажешь.
– А как же сострадание? – вертелся у меня в голове вопрос, – Тем более что из трёх её котят один уже от холода погиб?
Но спросить я так и не решилась. Про себя без слов решила, что закон – законом, да только совестно равнодушно смотреть, как на моих глазах будет умирать от голода целое кошачье семейство. Может, всё как-нибудь устаканится...
Вмешиваться в чужую карму нельзя! Ну, и не стану вмешиваться… Но отказать в помощи, если просят – тоже, ведь, грех?
Если подкармливать кошачью маму на даче, то я никаких законов не нарушу. Изредка покормить – запрета же не было? Им это будет подспорьем, а там – жизнь покажет. К тому же, пока греет тёплое солнышко, кошкам на природе лучше, чем в душной железобетонной коробке квартиры, раскалённой от уличного зноя и кухонной плиты.
На следующий день я, втихомолку от мужа и от Бога, привезла на дачу литровую упаковку молока и сухой кошачий корм. Миска на крылечке была пуста и первозданно чиста. Птицы и мураши на такое не способны, а другой живности у нас вроде не водится. Муж тоже отметил этот факт неожиданным вопросом:
– Ты молока для киски не забыла привезти? В жизни не видывал, чтобы коты так на разведённое сухое молоко с хлебом западали! – и тут же, опровергая собственные слова, заявил: – Пойду, посмотрю, где у нас дыра в заборе.
– От кошки, что ли? – недоверчиво спросила я.
– От собак. Чтобы они голодную животину не объедали! Выдай мне молоток и горсть гвоздей. Не хочу по чистому полу в доме топтаться…
У меня с души отлегло. Не надо теперь от строгих мужних глаз прятать молоко в рюкзаке. Дальше всё было, как обычно – каждый нашёл себе дело, и до обеда мы крутились по огороду, почти не пересекаясь.
В обед, за наскоро накрытым столом, Виктор опять меня озадачил:
– Я покормил твою кошку. Размочил в молоке Вискас, за милую душу уплела! Привет тебе передавала! – улыбаясь, доложил он.
Мисочка на веранде снова была пуста, а кошка с её малыми котятами могли ещё один день прожить, не зная голода.
Так и повелось – утром и вечером кто-нибудь из нас наполнял кискину плошку чем-нибудь вкусненьким, и оно исчезало. Саму кошачью маму встречали редко. Чаще она попадалась на глаза Виктору, а мне – считанные разы и мельком. Короче, кошка гуляла сама по себе, деликатно принимала бесплатное пособие, и временами встречала нашу подъезжающую машину задорно поднятым к небу хвостом. Затем она прыгала в кусты, и исчезала. Глядя на её торжествующий хвост, я понимала, что в кошачьем семействе всё в порядке, и особенно не волновалась.
