10 июня 2012г.
Если так будет начинаться каждый рабочий день, то я, пожалуй, останусь на этой должности, хотя секретарь-референт – не совсем по моему профилю. Так я подумала утром, когда маятник весело затанцевал в руке.
– Детка, а Мы уже попробовал! Ночем! Мы Сам нужен детям!!! – Восклицательных знаков, показанных Богом, хватило бы на целую страницу, поэтому я их безжалостно сократила.
– Ночью, Ты хотел сказать? – Переспросила, понимая, что «мягкий знак» на диаграмме расположен далековато от буквы «ч». И подумала, что зря в студенческие годы пренебрегала курсами стенографии.
– Да! Эй, стенография, детка, она быть на стенах писать? – Он спросил вроде бы серьёзно, но тут же выдал себя отчаянно несерьёзным поведением маятника.
– Да, и на скрижалях – тоже! – рассмеялась я, от неожиданного каламбура по поводу нового назначения скорописи.
– Да, если бы ты Нам и на скрижалях печатай умей, Мы бы ты с эта работа никуда не отпустил, и назначил бы срок договора три раза по вечности! – полушутливо сообщил маятник.
– Ещё не всё потеряно. Пошлёшь меня на курсы повышения квалификации, научусь. А работать сегодня мы будем? А то оглянуться не успеем, как вечность пролетит! – пошутила я в ответ.
– Мы! быть! нужные детям! Они уже все были у Нас во сне, и умей делать Богу жечес! – торжествующе повторил Бог.
– Я рада за тебя и за них! – ответила я с вежливой учтивостью, пряча невесть откуда взявшееся шило самолюбия, уколовшее больно и тревожно.
– А за себя ты не радуешься? – моментально почувствовал мою интонацию маятник.
– Нечему радоваться – мне сегодня не снилось снов, – постаралась я скрыть чувства.
– Эй, а ты же, была у Нас! Вместе с отцом твоим… Ты что, не помнишь? И жечес был у тебя, детка… – показал маятник фразы затухающими качаниями.
Мне даже жаль Его стало. Ну что мне стоило сдержать эмоции? Так, нет же, показала свою гордыню и зависть!
– Извини, я не желала Тебя опечалить, но видимо и одной вечности будет многовато. У меня нет таких талантов, как у твоих учеников.
Ответ получился с плохо скрываемой завистью.
– Есть. И больше, чем у других. Только сегодня тебе опять надо делать диагностику. Открывай файл, лчес, будем искать, кто опять выключил тебе память.
Теперь уже серьёзно и сурово пошёл по секторам диаграммы, разом потяжелевший латунный груз.
– Ты сказал, что я была с отцом, он заметил, что я его не узнала? – спросила я почти в отчаянии.
– Детка, ты была ему даже весёлая. Ну, не делай слёзы Нам! – утешал он меня лёгким жечесом по затылку: – Сейчас найдём причину, уберём, будешь у Нам каждая ночь с отцом встреча…
Диагностика снова, как и вчера, выявила внушённую мысль: «Забудь!» от той же соседки. Где-то она нашла слабое место в моей защите, и теперь хрен от неё избавишься. Надо поглубже копнуть, и вырвать с корнем эту причину, иначе…
Что иначе, я додумывать не стала, и так понятно. И наконец, вспомнила, зачем она приходила тогда, в два часа ночи. Просила помочь открыть ключом дверь, в подъезде лампочка перегорела. Я ей подсветила светом из прихожей в открытую дверь.
– Уже Мы Сам убрал. Её «забудь» не действует уже. Нет больше ничего, – откликнулся маятник, – И не будет! Нам и следа уже не осталось тут от неё!
Как ни пытался Он меня успокоить, а настроение упало до нуля, не оставив ни клочка от утренней радости.
– Давай, всё же поработаем, а? Жалко, день уходит. Я хотела к вечеру на дачу успеть. Сегодня по расписанию на нашу улицу воду дадут. Надо набрать в ёмкость для полива, а то помидорам в теплице дождика не достаётся, – попросила я.
– Мы всё успеем, детка! Не волнуйся. Как думаешь, когда на тебя больше нападений – в Нашем поле, или когда ты быть сама? – спросил Учитель.
– Не считала, но по-моему, больше всего нападений по ночам. Раньше они были в интервале с трёх и до пяти утра, а сейчас стали чаще. Каждый час ночью и вечером. Днём – тоже, если встречу на улице кого-нибудь из них. Ты снимаешь по ночам с моего дома Своё поле? – с надеждой на разгадку причины нападений спросила я.
– Не снимаем. Получается, что тебя поле не защищает? – В интонации Учителя серьёзная озабоченность.
– Да, выходит, что так. И голосом Ты со мной уже давно не разговаривал. Опять они отключили моё умение слышать? – вспомнила предыдущую потерю приобретённых умений.
– Нет. Мы его не использовал, чтобы не заметили. Э-эй, действительно, отключили… И что ты по этому поводу думаешь?
Опечален, Сам не понимает в чём дело. А у меня наоборот, почти полная уверенность, что кто-то недобрый манипулирует моим сознанием. Вчера отловила у себя гадкую мысль, совершенно мне не свойственную. Без какой-либо связи с тем, о чём я думала в тот момент!
– Сначала посмотри, есть сейчас прослушивание мыслей?
Если в этом дело, то сначала надо прослушку блокировать, чтобы после, без помех убрать остальное.
– Нет, – ответ уверенный.
– Я склонна считать, что у них это получается потому, что есть причина, подчиняющая мой организм влиянию гипноза. И мысли мне несвойственные внедряют, и чужую карму, и подслушивают, даже в Твоём поле. Вчера мы нашли и сняли одну смертную метку Сатаны. А сегодня их было уже тринадцать! Так до бесконечности можно чиститься, а новое прибывает, и прибывает. Почему это происходит?
Мне хотелось понять механизм их контроля моего сознания, но Бог ответил совершенно в другом ключе.
– Да. Из семи твоих тел ночью тут остаётся одно – материальное. Детка, ты умеешь жечес поле из сердца. Попробуй сделать веление на ночь, чтобы из сердца поле было над тобой до возвращения твоей души.
До ночи ещё дожить надо, – подумала я.
– Конечно, я и это попробую. Но поле не спасёт, если внутри него есть магнит, притягивающий атаки извне. Магнит – причина, которую мы пока не нашли. Поэтому я всё время под прицелом. Куда бы ни пошла, всюду их встречаю. А эта соседка, которая мою память выключает, она даже не скрывает, что следит за мной. Как собачонка повсюду за мной ходит, – пожаловалась я.
– Сделай на неё жечес при встрече. Думаю, убоится преследовать, – посоветовал Он.
– Чтобы потом Тебе на меня были жалобы: – «Караул, нас жечесом убивают»! Так же было недавно?
– Ты их боишься? [1]
| [1] Подчёркнуто с умыслом. Объяснение дано далее по тексту. |
Странно Он об этом спросил: жёстко и с насмешкой. Словно рассердился на меня.
– Нет, – отвечаю.
Как объяснить, что они бросают вызов Богу, демонстрируя наглую безнаказанность? Он её что, не видит?
– А чему не здороваешься?
От этого вопроса у меня даже дух перехватило. Он что, забыл, как Сам же, и запретил мне здороваться именно с ней?!
– Я с подлецами не желаю здороваться, – оскорблённая в лучших чувствах, сказала я.
– А что Нам тогда делать? Ты врагами себя окружила, а Нам кричишь: «Спаси, Боже»?
Да, Он что, с ума сошёл? То упрекал, что дружу с ведьмами, а теперь я же, и виновата? Это они навязывали мне свою «дружбу»!
– Не я выбирала себе таких соседей. И ничего плохого им не делала, не ссорилась и не ругалась. Любила, как творения Твои! Думала, что Ты их мне послал. Чтобы быстрей Переход сделала!
Тут я специально Его прежние слова переиначила, пусть тоже почувствует, как это обидно! И добавила:
– Хорошо, завтра я её на чай позову! А диагностику больше делать не желаю! Не надо меня спасать! Обойдусь…
– Ну вот, только что была Нам умытая, а сейчас черней чёрной ведьмы, – словно, обрадовался моей обиде маятник, – Нам нет нужда в такая чела! Мы не желай быть ты Учитель!! Иди, куда желаешь!
Чуяло моё сердце, что именно этим всё и кончится. Как не было доверия, так и нет. Как ни старайся…
– И пойду! Лучше явные враги, чем лицемерные друзья! Ты больше мне не друг! – отрезала я, собрав в кучу и Светлых, и Тёмных.
– Таня, или ты сейчас же, Нам извиниться, или Мы надо тебя убои!
Даже так? Ну, если этим можно купить себе свободу, то от меня не убудет:
– Извини, Бог-Отец. Я свободна? Мне можно уйти? – Нестерпимо уже продолжать разговор, срочно хочется умыться, словно измазалась в чём-то липком.
– У тебя совсем нет стыда! Мы такое извинение не принимаем! Уйти не позволяем. Детка, ты лчес, у ты ответственность секретарь-референт, ты Нам нужна. Почему ты так себя повела? – Последний вопрос маятник показал более спокойными движениями, словно одумался.
– Потому, что Ты был несправедлив. Если желаешь меня убить, что я могу этому противопоставить? Валиться ниц, и просить о пощаде? Тогда я не чела, а раб. Это мне оскорбительно, да и Тебе рабы тоже не нужны. Остаётся только уйти, если желаю сохранить своё достоинство. И принять всё, что мне будет Богом послано. Я так и сделаю. Отпусти, а? Всё равно по принуждению у меня жечеса Тебе не будет. Для жечеса мне нужно считать Тебя другом, но друзья не унижают друзей. И не делают из них рабов. Или Ты не правильно понимаешь кодекс дружбы?
Неужели ещё не понял, что разрушает то, что с таким трудом достигнуто? Или считает, что в договоре я для шантажа выторговала себе право на свободу? Тогда я «хозяин своему слову», и это тот самый случай!
– А ещё Ты не доверяешь мне работу, – продолжила я, – Поэтому аннулирую наш трудовой договор в одностороннем порядке. Вот, только обязательство по обучению замены выполнить не могу. По вине работодателя, который не предоставил мне ни времени на это, ни избранной Им кандидатуры! Больше мне сказать Тебе нечего. Убои, так убои!
– Ты больше не желаешь у Нас работать, да? – уточнил Он для порядка.
– Да! Можешь уже убивать. Я готова, – подтвердила я, не желая больше продолжать разговор.
– А Мы не желаем убои Нам лчес. И не желаем, ты Нам умри – тоже!
Этому сообщению я не обрадовалась, но тон разговора сменился, и от меня по умолчанию требовалось объяснение.
– Ну, рано или поздно это всё равно случится… Темные ещё на земле, их много. И я не вижу у Тебя желания избавляться от своих врагов. Они всё равно будут убивать и меня, и других. Особенно тех, кто получил знания от Тебя, – мне уже совсем не хотелось продолжать препирательства, тем более что договор всё равно расторгнут.
– У них такая цель, у Нас цель – выбирать в Боги самых стойких, – маятник показал это вяло, словно и Ему надоело со мной разговаривать.
– Я не самая стойкая, и защиты больше не попрошу. А писать то, во что сама уже не сильно верю – пустая трата Твоего, и моего времени. Читатель почувствует мою неискренность – и не поверит. Не поверит мне – от Бога отвернётся. Честней – молчать. Как ни крути, а любой шаг делает меня виноватой… И чем дольше живу, тем больше виновата. Самый простой способ поскорей с этим покончить – смерть. Могу написать письменное прошение. Так у Тебя сейчас полагается?
Вот, даст сейчас разрешение, и всё! Отмучаюсь.
– Эй, да ты Нам и умереть не побоишься? Нам честь! Нет у тебя страха!
Совсем не понимаю Его интонаций: сейчас-то, зачем хвалит? А, что угодно говори, отпусти только!
– Все умирают. Это закон природы. Пожил сам, дай пожить другим…
– А почему ты не покаешься Нам в том, что у тебя даже в мыслях мат на мате быть?
Вот оно что, я неделикатно о поведении соседки подумала! Больше не за что зацепиться?
– Прости. Хрен это овощ, от него очень трудно избавиться в огороде, не считаю это матом. Но если Тебе это оскорбительно, приношу извинения и больше это слово употреблять не буду, даже, когда его листья в солёные огурцы потребуются, – должна же я себя хотя бы защитить?
Тем более что голову на отсечение даю: нет, и не было у меня в мыслях мата! Наслаивать на молитву жечес кое-как научилась, а до мата - руки не дошли! Тут же надо параллельно две мысли вести, а я и с одной еле справляюсь.
– Мы не про овощ. Тебе не ясно, что ли? У тебя уже и нормальных слов в речи нет – один мат!
Закипает! Понятно! Похвала была для отмазки – по протоколу положено. Теперь надо разгневаться, иначе не убить. Хорошо, сейчас помогу!
– Ясно. Вины нет, кармы нет, надо в сквернословии обвинить! Иначе за что тогда убивать? Не желаю с Тобой больше разговаривать. Ты не Бог, а самозванец! – всё, кажется, можно уходить.
– Эй, не уходи! Постой! Ну, пожалуйста!
Тон – просительный? Интересно! И что ещё скажет?
– В чём ещё я виновата? – может, отпустит, наконец?
– Детка, ты была Нам умытая, и вдруг пошёл мат. На каждое твоё слово три матерных. Мы пока с тобой разговаривал, искал от кого он идёт поверх твоих мыслей. Сейчас нашёл. Нам было нужно, чтобы ты была горячей, обиделась на Мы, и быть в Нашем поле. Нельзя было их спугнуть. И тебе нельзя было даже намёк делать. Они бы уйди. У Мы нет тебе вина, и не было! Наоборот. Нам было ужасно, когда Мы видеть твою решимость уйти! Мы время тяни, а ты уже оскорбление делай на Мы! – горячо, торопливо и отчаянно метался над диаграммой маятник.
Если это правда, то Он мастерски довёл меня до полной безнадёги! Похоже, что Сам не ожидал такой реакции…
– Прости, Отец, я не знала таких обстоятельств. И представить не могла, что слову Бога нужно не верить. Между прочим, самозванец – звучит оскорблением для того, кто называет себя чужим именем… Но Ты, надеюсь, не перестал быть Богом?
Мысли еле шевелились – с трудом одела их в слова. Когда возвращаешься к жизни, почему-то нет радости, хотя все говорят о эйфории…
– Ну, вот и всё! Всех поймал! Теперь жечес найди Нам, чтобы до суда не убежали, а?
Радуется, как мальчишка, вытащивший на удочку золотую рыбку. Выходит, охота шла на живца? А полуживой живец ещё и на жечес должен расстараться?
– Жечес, Отец-Бог!
Выдохнула я, отметив, что это умение уцелело. А Он-то, хоро-ош! Оказывается, отлично знает все мои болевые точки! Мастер игры на нервах!
– А ты Нам сейчас смеёшься: хитрец, жечес выманил! Видишь, ты Нам вся открытая! И Нам честь, что у Нас такая лчес!
Действительно радуется, и мысли адекватно понимает, а я уже и не надеялась…
– Ну, ладно, мир? – предложила я, считая, что нет нужды в покаянии.
– Мир! А договор как? Он в силе, или ты его уже порви? – осторожно спросил маятник.
– Пусть пока побудет! :-)))! – хитро улыбнулась я.
– Пока – это как? – с хитринкой спросил и Он.
– Трижды пожизненно, за моральный ущерб! :-)))! – нахально увеличила я срок договора.
– Да? А Мы в выигрыше! :-)))! – подначил он меня.
– Давай, больше не будем ссориться? И я буду в выигрыше! :-)))! – ответила я в Его тоне.
– Тогда приступай к своим обязанностям!
Ну, делец – уже приказывает!
– По-моему я уже три часа без остановки работаю. Сделала три страницы печатного текста с правками и редактированием. Улика для суда готова! – и пролистала число страниц, которые на всякий случай записывала, как протокол инцидента.
– Молодец! Ты Нам всё записала, да? – смысловой упор фразы был на слове «всё».
– Не всё. Тут нет Твоих мыслей, и мата – тоже! – с намёком на отсутствие своей вины ехидно ответила я.
– Тогда подчеркни фразу, где мат Нам начался.
Подчеркнуть? Откуда же я знаю? Хотя, по косвенным признакам можно догадаться…
– Я заметила у Тебя перемену настроения со слов: «Ты их боишься?», правильно? – спрашиваю с запоздалым опасением, вдруг это дополнительная проверка?
– Да! Именно! Там и подчеркни, – просто согласился Учитель.
На этом закончился мой рабочий день, а личное время я потратила на диагностику.
